Штурм бездны: Море - Дмитрий Валентинович Янковский
Девчонки, умнички, тут же сообразили, что после пережитого потрясения всем надо устроить добрый прием пищи, и лучше горячей. Они, забрав Бодрого, чтобы было кому картриджи с концентратами открывать, отправились к камбузной палатке, а мы с Чучундрой побрели в центр связи, держать ответ перед Вершинским.
Выслушав краткий доклад, он в первую очередь выяснил наши координаты, и лишь узнав, что мы разместились достаточно далеко от моря, успокоился, и велел перейти к подробностям. Я начал излагать свои соображения, рассказал, что нам удалось продвинуться в глубину боевого охранения на треть, даже нашими скудными силами, и если бы нам хватило плотности огня и боеприпасов, мы бы смогли выполнить поставленную боевую задачу. Так же я взял на себя смелость прикинуть, что взамен одной Ксюши можно задействовать десяток боевых пловцов, а если к ним приставить еще десяток пловцов прикрытия, а на берегу оставить три амфибии для бомбовой поддержки и еще две в резерве, вероятность победы можно довести до ста процентов. Но главной проблемой, на мой взгляд, являлась ограниченность боеприпасов. Тут на мой взгляд могли бы помочь батипланы, но Вершинский тут же дал мне понять, что о батипланах мечтать нечего, их в такой операции задействовать не выйдет, нужно искать другие решения.
– Батипланы хороши в быстрых рейдах, – объяснил он. – Их главное преимущество – скорость и способность долгое время вести огонь. Они выходят из безопасного порта, выполняют боевую задачу по прикрытию боевых пловцов, затем возвращаются в безопасный порт. Но у вас нет безопасного порта, нет никаких штолен, опресненной бухты или чего-то такого, где батиплан может укрыться от биотехов после выполнения миссии. Вы, после атаки можете просто выйти на берег, а батиплан нет. Его торпедируют, к дьяволу, когда закончатся боеприпасы. Так же я не могу выслать батиплан с базы, так как, пока он до вас дойдет вдоль южного берега Крыма, он изведет весь боекомплект, тупо отстреливаясь от наседающих тварей. И вам от него не будет толку, и обратно он вернуться не сможет. Ваша задача, находясь на месте, придумать что-то еще более эффективное, чем двадцать пловцов и пять амфибий. Понятно?
– Так точно! – хором ответили мы с Чучундрой.
– К вечеру я вам посылку пришлю баллистиком из Турции, – обрадовал нас Вершинский. – Еды пришлю и много боекомплекта под ваши калибры.
– С боекомплектом проблема, – опустив взгляд, сообщил Чучундра. – Когда по нам долбанула платформа, у нас направляющую погнуло. Мы остались без зенитных и бомбовых средств.
– Молодцы, что я могу сказать, – пробурчал Вершинский. – Как дети малые. Неужели не понятно, что при ракетной атаке направляющую надо убирать?
– А отстреливаться чем? – осторожно спросил Чучундра.
– Ничем. На кой дьявол я дал вам амфибию? Чтобы вы на каждую сраную ракету реагировали? У вас шесть зенитных ракетных ружей, вам мало, что ли? Понабирал детей в охотники, теперь мучаюсь.
– Ну, просрали мы, я согласен, – ответил Чучундра. – Но теперь-то что делать? На базу?
– На хреназу, – спокойным тоном ответил Вершинский. – Через пять минут пришли мне снимки погнутых направляющих с нескольких ракурсов. Все, конец связи.
Пришлось нам вооружиться планшетом, забраться «Мымре» на крышу, и отснять согнутый кронштейн ракетной установки. Зачем это понадобилось Вершинскому, мы понятия не имели. Возможно, он хотел уточнить модель, чтобы скинуть нам к вечеру такую же с баллистика, вместе с инструкциями по демонтажу и установке. Но ни я, ни Чучундра не были уверены, что в поле с такими работами можно справиться.
– Хотя, конечно, если вместе с новыми направляющими и инструкциями нам скинут весь необходимый инструмент, – прикинул я. – Может, и починим.
– А если нам скинут еще бригаду ремонтников, то точно починим, – не скрывая иронии ответил Чучундра.
Вернувшись за пульт дальней связи, мы перекинули Вершинскому фотографии с планшета, он пару минут думал, затем задал неожиданный вопрос:
– Толстые деревья поблизости есть?
– Есть тополя. – ответил я, не понимая, к чему он клонит. – Старые, еще с войны.
– Отлично. Возьмите буксировочный трос, один конец прицепите к дереву, другой к направляющей, и потихоньку откатывайте амфибию, чтобы трос натягивался все сильнее. Судя по фотографиям, смещение по одной оси. Есть шанс выровнять таким образом.
– Тросом? – уточнил я.
– Нет, головой о нее побейся, – ответил Вершинский. – Выполнять, о результатах доложить.
Он отключил канал, оставив нас в предельной растерянности. С одной стороны мы прекрасно понимали, что он задумал, но с другой эта затея казалась совершенно невыполнимой. Но приказ получен, надлежало его выполнять.
К этому времени девчонки закончили готовить обед, позвали нас на камбуз, и мы расселись вокруг стола в палатке. Бодрый зачерпнул половником из бачка и налил нам в миски рыбного супу, заваренного на консервах и концентратах. Впрочем, со специями, доставленными с турецкой базы, вышло очень даже неплохо, а на голодный желудок тем более.
Минуты три мы тарахтели ложками, выгребая рыбную гущу из мисок, а когда чуть утолили голод, рассказали, что приказал нам сделать Вершинский.
– Не реально! – заявил Бодрый. – Чуть с вектором ошибемся, и все, пипец. Согнем приводные рычаги, тогда уже и направляющие сменить не получится, только всю систему доставать из броневого колодца. А это лишь на базе. Не лучше ли одну «башку» заменить?
– Прежде, чем умничать, ты бы поглядел, как «башка» крепится, – посоветовал я. – Там разборки и сборки дня на три, при наличии сноровки, опыта, инструкций и специального инструмента.
– Можно домкратом попробовать ее выгнуть обратно, – прикинула Чернуха.
– А упереться во что? – спросил я.
– Упереться можно было бы в край броневого колодца, – прикинула она. – Но домкраты здоровенные, не влезут.
Я заметил, что Ксюша задумалась, и заподозрил, что ей в голову пришла продуктивная идея, которую необходимо доработать. Молчание длилось с минуту. Мы доели суп и каждый помыл за собой посуду.
– Вершинский прав, – произнесла Ксюша, снова усаживаясь за стол. – Основную нагрузку должен взять на себя трос. Чернуха отлично управляется с «Мымрой», и может откатываться очень по малу. А все неточности вектора я подправлю.
И тут я вспомнил, с какой легкостью Ксюша гнула прутья решетки, когда мы ее заперли в колодце. У нее бы, наверное, и без троса вполне хватило сил гнуть сталь такой толщины, из какой была склепана ракетная установка.
– А без троса нельзя? – напрямую спросил я. – Чего мучиться? Упрешься и выгнешь.
– Нет, с тросом безопаснее, – без всяких эмоций ответила Ксюша. – Пусть он тянет, а я легонько подправлю. Иначе сверну, или вообще с корнем выдерну установку.
Я понял, что она не бравирует, не бахвалится. Просто констатировала факт. Да, с тросом, пожалуй, направляющая будет целее, чем если Ксюша силу не рассчитает. И от этой мысли мне вдруг сделалось так грустно, что захотелось выйти из палатки, стиснуть кулаки, и некоторое время стоять неподвижно, пережигая нахлынувшие эмоции. Но я сдержался, остался за столом. При этом расческа, лежащая в чехле на поясе, словно жгла мне тело через одежду, оставаясь такой же холодной, как и всегда. Я вдруг отчетливо осознал, что запрет Вершинского на применение реликта провел жесткую грань между мной и Ксюшей.
Пока мы оба не очень-то ее ощущали, но, как ни крути, я оставался человеком, а Ксюша уже не совсем человек. Ведь человек – это не просто короткое слово, нет. Человеком можно считать лишь тех, кто поступает, как человек. В неких видовых рамках. Любой человек поступает так или иначе в ответ на воздействия со стороны окружающей среды, со стороны других людей или общества в целом. Теперь у Ксюши не было необходимости откликаться на воздействия среды так же, как нам. Ей не надо было прятаться от пуль